Елена Павлова - Ряд случайных чисел [СИ]

А со снятием заклинания обнаружился неприятный сюрприз. Если для наложения было достаточно нескольких капель крови, то для снятия требовалось участие в ритуале самого принца целиком! Кажется, я в чем-то был неправ, подумал Тимон, когда окончательно уяснил себе создавшееся положение, и это была первая здравая мысль за последние четыре года. Тимон зарылся в книги.

Через год с небольшим что-то начало вырисовываться. Он постарался заинтересовать принца ритуальной магией, получилось откровенно плохо, но на участие в одном-единственном ритуале его все же удалось уговорить, приманив обещанием неутомимости в сексе. Как раз во время ритуала Тимона и осенило. Перед процедурой был предписан трехдневный пост, принц выдержал его с большим трудом — но выдержал. И Тимон вдруг сообразил: трезвость! Вот ответ на неудачу в первый раз! И не устоял перед искушением. Благополучно сняв прежние заклинания и доведя обещанный обряд на неутомимость до конца, он опять навесил то, первое, сто раз проверенное и выученное наизусть заклинание — и с дрожью стал ждать результатов.

Одураченный Дэрон был в восторге.

— Действует, Тимон! Еще как! Вот, послушай! — и на несчастного мага вываливался новый ворох, мягко говоря, весьма фривольных рассказов. Тимон внутренне лез на стену и выл, а внешне изображал интерес и со знанием дела обсуждал вещи, в которых не имел, увы, никакой практики. Повторно же наложенное заклинание пока не давало о себе знать, Вилльи ле Скайн почему-то давненько не было видно, а спрашивать Тимон не решался — нечем было оправдать подобный интерес. Разве что изобразить, что влюбился — и кто поверит? Пить Дэрон почти перестал, но именно почти. Три с лишним года пьянства не прошли даром, привычка уже выработалась, по крайней мере один раз в неделю принц «отдыхал» по полной программе — но не чаще. Зато девиц охмурял пачками. Правда, после одного раза, когда его чуть было не женили, стал еще осторожнее и переключился исключительно на замужних райе. Вроде бы все улеглось, Тимон перевел дух. На фоне предыдущих лет принц вел себя просто идеально!

И вот этот злосчастный карнавал! Тимон всем телом почувствовал, как сработало его заклинание — не так, совсем не так, как он планировал! Оно не оттолкнуло принца, а вызвало приступ неконтролируемой ненависти! Первая же магическая проверка — и все откроется! Надо бежать! Риан не будет слушать про благие цели Тимона — он воздаст по результату, а результат, похоже, ужасающий! Да и сам факт попытки манипуляции его сыном… Маг собрался быстро. К утру он был уже далеко, успев забрать с собой или уничтожив все следы, по которым его могли бы вычислить — печати Утверждения на крови из архивов Дворца и Университета. Это было очень просто: охранные заклятия во Дворце он знал отлично, а в архиве Университета особой защиты никогда не было — зачем бы, собственно? Кому могут понадобиться нелегально полученные сведения о студентах? Как выяснилось — бывшему студенту. Часом позже исчезли копии свидетельства о рождении из магистрата городка Форнелл-най-Вайс, для чего оный архив пришлось взломать, и из маминой шкатулки с документами. Прости, мама, но мне очень страшно. Ушел. Похоже, ушел.

Глава пятая

Бремя памяти

Пэр Ри ле Скайн, дракон, примерно 8616 лет, 8397 год

Почему, высокие небеса?! Ну почему все это досталось именно на его долю? Ему ли, сироте, беспризорнику, неучу с кашей в голове — память крови спасает очень мало, выдавая массу сведений, но абсолютно бессистемных, разрозненных и обрывочных — заниматься возрождением расы? Он давно понял, что не является коренным обитателем этого мира, но как найти родной — не знал. И почему его мать оказалась в этом мире, чтобы родить его и умереть, можно было придумывать все, что угодно. Может быть, там произошло что-то совершенно ужасное, и она швырнула себя в другой мир в надежде на спасение? Может быть. Все может быть. Может, там все погибло, может, он действительно последний дракон в мироздании. Дракон, давший клятву. Идиот! Сейчас жил бы, и не парился. Но там, у погребального костра своей матери, он, тогда еще совсем маленький — недели две от роду — поклялся, что здесь будут жить драконы. А клятвы надо выполнять. И скидки на возраст или незнание всех обстоятельств не бывает. Есть такая вещь — магический откат. Да, он поклялся, движимый чувством вины и ужасом от содеянного — но мироздание клятву приняло, так что, будь любезен, выкручивайся как хочешь, но выполняй. Чувство вины и ужас. Да. Он лет двести чувствовал себя чудовищем, и до сих пор его иногда посещает память о том моменте, когда он понял, что съел собственную мать — и заставляет передернуться всем телом. Можно себя убеждать в том, что разума у него, у новорожденного, тогда еще не было — только инстинкт выживания и голод, а значит, не так уж он и виноват. Можно — а что толку? Нет более идиотского занятия, чем попытки оправдаться перед самим собой. Не чувствовал бы себя виноватым — и оправдания не понадобились бы.

Первое воспоминание — темно, жестко и жжет, причем и жаром и холодом одновременно. А рядом что-то нежгучее и мягкое. И он полез в это мягкое, и было очень тесно, он стал рвать лапами и зубами, и понял, что оно съедобно. Он прожил в съедобной пещере несколько дней, прежде чем включилась память крови — и он понял, что он ест. В панике выбрался наружу. Снега, снега до горизонта, ледяные торосы, ледяной ветер несет снежную крупу. Черное, опаленное неведомым огнем тело матери лежало в конце ледяной траншеи с оплавленными стенками, вывернутое под нелепым углом крыло с остатками обгорелой перепонки полоскал ветер. В голове крутились непонятные слова — пикирование, глиссада… Баллистическая траектория — что бы это значило? А вокруг не было никого и ничего — только снега, хотя память крови подсказывала: дороги, транспорт, города, везде драконы — ле Скайн, ле Каррот, ле Феррон, голубые, желтые, красные — всех цветов радуги, и даже в снегах, на севере и юге — везде все обжито, везде цивилизация! Где же… все? Он забросал мать снегом и взлетел. Далеко на юге виднелась темная полоса, на западе — горы, с двух других сторон тот же снег и лед. Он четыре раза летал до темной полосы, оказавшейся лесом, и обратно, пока не натаскал дров для костра. Потом стоял, пока все не сгорело, мысленно опять и опять прося прощения — и не получая его. Вот тогда он и поклялся. Дурак. Ну, да ладно, это все лирика. Надо еще раз все проверить и делом заняться. А то задержался он здесь не в меру, на целых сто лет. Может, хоть сегодня наконец все получится, и он сможет улететь домой, на другой материк. Не задался у него этот этап работы, что уж говорить! А перед этим все шло так удачно! Он нашел подходящих ящериц, провел колоссальную работу по селекции и, что касается тел — вполне удачно! Правда, чем больше они становились, тем медленнее размножались. А вот с разумом произошел облом. Он мог бы воздействовать на сознание напрямую — но для этого нужно, чтобы у объекта были хотя бы зачатки разума. Увы. Этим его подопечные похвастаться не могли. Они жрали, спали на солнышке, и изредка размножались. И никаких моральных проблем. Именно мысль насчет моральных проблем натолкнула его на раздумья. А не является ли мораль необходимой частью для развития разума? Может ли вообще быть разум без морали, как таковой? Получалось, что нет. Мораль может варьироваться в зависимости от обстоятельств существования и расы, но внутри замкнутой группы она должна быть — обязательно. А если существу, изначально неразумному, привить мораль извне, магически — разовьется ли у него разум? Гадать можно было до бесконечности, а Ри был существом действия — проще сделать и проверить. Получится монстр — убью, и все дела, не в первой нам это дело, решил он и взялся за расчеты. Результаты его шокировали, и настолько, что он чуть было не отказался от своих планов. Единственным вариантом, при котором уровень моральных переживаний выходил на рабочую мощность, оказалось изнасилование, причем неоднократное — отдельное на каждый амулет. А чтобы заклинание прижилось на юной ящерице и подействовало, оно не должно противоречить ее сущности, то есть, насилию должно подвергнуться существо, уже обладающее понятием морали, но неполовозрелое. Ребенок. Ри тогда скрючился от омерзения, и перепроверил свои выкладки раз двадцать — по-другому не выходило. Нет, он не испытывал ни к людям, ни к эльфам, ни к их детенышам никаких теплых чувств. Все они одинаковы: неблагодарные, трусливые, тупые и подлые твари, он и на другой континент улетел аж три тысячи лет назад, чтобы никого из них не видеть — но это не повод, чтобы так поступать с самим собой! Он не насильник в принципе, никогда таких поступков не понимал — по отношению кого угодно к кому угодно! Это омерзительно! Все равно, что по доброй воле нырнуть в помои! Но… клятва.